В 1941 году, когда Москва стояла на грани катастрофы, следователь МУРа Захар Мятов, несправедливо осуждённый и оказавшийся за решёткой, внезапно получает шанс на восстановление — свободу и возможность вновь встать на службу закону. Город, где каждый день приносил всё новые испытания, нуждался в профессионалах, способных действовать быстро и решительно, а опыт Мятова оказался бесценен.

Следователь Светлана, покинув квартиру Степана Гурьева, ощущала на себе тяжесть не только расследования, но и чего-то необъяснимого, что витало в воздухе этого места. Это было не просто убийство — это было послание, написанное на языке символов, который большинство людей уже давно разучилось понимать.

На окраине города, где цивилизация сдаёт позиции перед запустением, в здании, которое даже ветер обходил стороной, словно боясь потревожить что-то древнее, нашли тело Дмитрия Анисимова. Он висел на старой балке, а рядом лежал телефон с последним сообщением — коротким, почти безжизненным, адресованным сыну: просьба о прощении, сожаление о несбывшихся встречах.

Москва, 1974 год. На первый взгляд — эпоха уверенности, когда все будто бы на своих местах: витрины сияют, на улицах — шубы, импортная косметика, вера в светлое завтра. Брежневское «стабильно» пропитывает воздух. Но за фасадом этой витринной стабильности — что-то совсем иное, что-то гнилое и тревожное. Люди жили, не зная, что совсем скоро их мир начнёт трещать по швам, а монолит, который казался нерушимым, начнёт крошиться, будто штукатурка в хрущёвке.

С первого взгляда Нина — идеальная женщина. Та, о которой мечтают: красива, утончённа, преданна до самозабвения. Она живёт домом, словно прядёт уют из воздуха — плетёт тонкие нити тепла и заботы вокруг мужа и детей, оберегая их от холода внешнего мира. Для всех она — эталон, тихая гавань, где всё под контролем: пол застелен, чай горячий, улыбка — как оберег. Но даже в идеальных домах бывают трещины. И у Нины — она одна, но роковая: она не приемлет горы в жизни Алексея.

У Нины Лучниковой дар не просто редкий — почти мистический. Она могла, словно сканер, считывать чужую ложь по едва заметным движениям лицевых мышц, по еле уловимым колебаниям голоса, по интонациям и паузам, в которых прятались куда более красноречивые смыслы, чем в самих словах. Это был не навык, а врождённая способность — как если бы кто-то научился слышать ультразвук. Нина — верификатор, человек, способный буквально «видеть правду» там, где другие тонули в обмане.