Борис — человек, о котором никто давно не спрашивал «как дела». Его дни начинались на рассвете и заканчивались, когда город гасил свои витрины. Он знал мусорные кучи так, как другие знают супермаркеты. Искал еду, что не успела испортиться, или вещи, которые ещё можно было обменять на мелочь. Но однажды его привычный маршрут прервался неожиданной находкой: среди затхлого хлама, под покосившимся ящиком из-под овощей, блестел предмет, словно выброшенный из другой жизни — новый утюг, гладкий, тяжёлый, будто только что вынутый из коробки.

Эта загадка сразу зацепила Викторию и Ульяну — слишком уж много несостыковок и подозрительных деталей. Почему именно медсестра, с которой у старушки, казалось бы, не было ничего, кроме кратких бесед у больничной койки? Почему завещание появилось внезапно, спустя всего неделю после смерти пенсионерки, и оформлено было у малоизвестного нотариуса, имя которого практически не фигурирует в профессиональных кругах?

История Александры Кушнир — это не просто драма сильной женщины, которая умеет выстоять перед лицом опасности, но и глубокий психологический портрет человека, разрывающегося между долгом, прошлым и стремлением к настоящему счастью. После покушения, когда грань между жизнью и смертью стала тоньше дыхания, она словно переродилась. Мир заиграл новыми красками, и Александра, всегда жившая в напряжении, впервые позволила себе быть не только следователем, но и женщиной, мечтающей о простом человеческом счастье.

Нина пережила три года ада, которые стали для неё не только физическим, но и душевным испытанием. Время за решеткой стало безжалостным зеркалом, в котором она вынуждена была видеть свои ошибки, свою несправедливость и ту ловушку, в которую её загнала судьба. Она не смогла доказать свою невиновность в преступлении, которое ей приписали, и теперь расплачивалась за чужие грехи.

Катя Морозова — обычная женщина из провинциального городка, живущая между кухонной плитой, аптечкой и сдержанным отчаянием. Её жизнь давно перестала быть её собственной — всё крутится вокруг заботы о тяжело больной дочери Любе. Каждое утро начинается с тревоги, каждый вечер заканчивается уставшей тишиной. Ради ребёнка Екатерина оставляет работу, привычный ритм, амбиции. Всё — ради любви, без остатка.

Следователь Константин Романов и оперативник Катерина Миронова — партнёры не только по службе, но и по недавнему карьерному повороту. Оба — новые капитаны. Но если для Катерины это — триумф, то для Кости — поражение. Он должен был стать подполковником, но резкий конфликт с руководством стоил ему не только звания, но и перевода в провинциальный Белкин — тихий, на первый взгляд, городок с теми же преступлениями, но другим масштабом.

Конец 70-х. Пока страна живёт в ритме директив и торжественных маршей, на фоне советской застеклённой реальности рождается нечто живое, дерзкое и полное света — вокально-инструментальный ансамбль «Васильки». Эти ребята не просто пели — они пробуждали сердца. Их песни звучали как откровения, пробирались в коммунальные кухни, школьные дискотеки и автобусные динамики. Молодые, яркие, немного наивные — они стали символом свободы, которую никто не осмеливался называть по имени.

Вера всегда казалась воплощением тихого семейного счастья. Семнадцать лет рядом с любимым мужем Игорем, гармония в доме, сын — гордость и отрада, стабильный семейный бизнес, доставшийся в наследство от отца — жизнь складывалась будто по нотам. Сыроварня «Сырный дом Добродаровых» не только приносила доход, но и хранила в себе тепло семейной истории, в которой каждый новый день пах зрелым сыром, уютом и верой в будущее.

Катерина Стасова уже давно не ждала чудес. Почти пятьдесят — возраст, когда ты больше опираешься на здравый смысл, чем на мечты. День за днём она отдавала себя работе в хирургическом отделении, где всё шло по отлаженному, пусть и утомительному, сценарию: боль, перевязки, капельницы, бесконечные разговоры с пациентами, коллегами, врачами. За двадцать лет больница стала ей домом, а её белый халат — чем-то вроде второй кожи. И даже любовь, ту самую, что затаилась в груди, она тоже прятала под этим халатом.

Майор Игорь Савин давно слился с работой — не то чтобы по долгу службы, скорее по зову какой-то глубокой внутренней необходимости. Он жил среди протоколов, задержаний и ночных дежурств, как рыба в воде. Преступление — вот его стихия, а дело — смысл существования. Дом, жена, дочь — всё это казалось чем-то вторичным, чем-то, что вроде бы рядом, но как-то за стеклом, в другой жизни.

Анна — когда-то любимая, когда-то живая и светлая — с каждым днём угасала. Не устраивала сцен, не кричала, просто отступала. Сначала — из разговоров. Потом — из совместных завтраков. Потом — из брака. Когда она тихо, без истерик, сказала: «Я ухожу», Игорь растерялся, как человек, который только что узнал, что у него вырезали часть памяти.

А хуже всего было то, что он совсем не знал, кто теперь его дочь. Ева. Вроде бы — его кровиночка. А на деле — чужой подросток с колючим взглядом и внутренним взрывчатым веществом, которого не найти в папках уголовных дел. Где-то по дороге он её потерял. Может быть, тогда, когда в пятый раз не пришёл на утренник. Или когда забыл, что ей исполнилось четырнадцать. Или когда слишком увлёкся чужими проблемами и прозевал свои.

И вот — абсурд. Плюшевый мишка. Старый подарок, забытый где-то на полке. Он оказался чуть ли не единственным, кто ещё «говорит» с Евой. Вернее, записывает. В его пузике — скрытая камера, случайно активированная и по счастливой (или ужасной?) случайности запечатлевшая, как Ева попадает в неприятности, в компании, о которых Игорь предпочёл бы и не знать, и не думать. Откровения, вырванные из кадра, ударили не хуже отчёта о несчастном случае. Это был не просто сигнал бедствия — это был выстрел в воздух, просьба о спасении, зашифрованная в пикселях.

А тем временем на работе — всё как по учебнику: новый отдел, толпа зелёных, не нюхавших настоящей улицы. Никаких старых волков, только новички, у которых в глазах больше страха, чем решимости. Игорь вроде бы начальник, но ощущает себя одиноким механиком в развалившемся самолёте, где каждый болт гремит и вот-вот отлетит. Всё на нём — и семья, и служба, и спасение. Вопрос только: кого он сначала вытащит — других или себя?

И что хуже — тишина между ним и Евой или гул, который он слышит в себе всякий раз, когда включает запись с плюшевого шпиона?