Настя Кострова с самого детства познала вкус одиночества вперемешку с запахом дешёвого мыла и консервов. Не было у неё ни роскошных игрушек, ни мягких обнимашек, ни тех самых слов, что помогают поверить в добро. Жизнь, как строгий сержант, приучила её к самостоятельности: не ныть, не ждать помощи, не верить на слово. Закалённая нуждой, она вырастила в себе внутреннюю крепость — холодную, надёжную, но закрытую для посторонних. Её жесткость стала щитом, а требовательность — фильтром от разочарований. Никто не мог подступиться близко, потому что близость для неё была синонимом боли.