Ирина Арефьева больше не могла терпеть. Годы страха, унижений и боли превратили её жизнь в бесконечный кошмар. Однажды, собрав остатки воли в кулак, она решилась на побег — вырвалась из железных тисков домашнего ада, не оглядываясь назад. Преследуемая тенями прошлого и собственным отчаянием, Ира добралась до места, где когда-то была по-настоящему счастлива — заброшенной деревушки, затерянной в глуши, где прошли её детские годы. Именно там, среди облупленных стен старого дома и запаха сырости, она надеялась спрятаться не только от мужа, но и от воспоминаний, от самой себя.

Майор Игорь Савин давно слился с работой — не то чтобы по долгу службы, скорее по зову какой-то глубокой внутренней необходимости. Он жил среди протоколов, задержаний и ночных дежурств, как рыба в воде. Преступление — вот его стихия, а дело — смысл существования. Дом, жена, дочь — всё это казалось чем-то вторичным, чем-то, что вроде бы рядом, но как-то за стеклом, в другой жизни.

Анна — когда-то любимая, когда-то живая и светлая — с каждым днём угасала. Не устраивала сцен, не кричала, просто отступала. Сначала — из разговоров. Потом — из совместных завтраков. Потом — из брака. Когда она тихо, без истерик, сказала: «Я ухожу», Игорь растерялся, как человек, который только что узнал, что у него вырезали часть памяти.

А хуже всего было то, что он совсем не знал, кто теперь его дочь. Ева. Вроде бы — его кровиночка. А на деле — чужой подросток с колючим взглядом и внутренним взрывчатым веществом, которого не найти в папках уголовных дел. Где-то по дороге он её потерял. Может быть, тогда, когда в пятый раз не пришёл на утренник. Или когда забыл, что ей исполнилось четырнадцать. Или когда слишком увлёкся чужими проблемами и прозевал свои.

И вот — абсурд. Плюшевый мишка. Старый подарок, забытый где-то на полке. Он оказался чуть ли не единственным, кто ещё «говорит» с Евой. Вернее, записывает. В его пузике — скрытая камера, случайно активированная и по счастливой (или ужасной?) случайности запечатлевшая, как Ева попадает в неприятности, в компании, о которых Игорь предпочёл бы и не знать, и не думать. Откровения, вырванные из кадра, ударили не хуже отчёта о несчастном случае. Это был не просто сигнал бедствия — это был выстрел в воздух, просьба о спасении, зашифрованная в пикселях.

А тем временем на работе — всё как по учебнику: новый отдел, толпа зелёных, не нюхавших настоящей улицы. Никаких старых волков, только новички, у которых в глазах больше страха, чем решимости. Игорь вроде бы начальник, но ощущает себя одиноким механиком в развалившемся самолёте, где каждый болт гремит и вот-вот отлетит. Всё на нём — и семья, и служба, и спасение. Вопрос только: кого он сначала вытащит — других или себя?

И что хуже — тишина между ним и Евой или гул, который он слышит в себе всякий раз, когда включает запись с плюшевого шпиона?